О моем отце
А.В. Хорина, канд. техн. наук, горный инженер-физик
Журнал «Горная промышленность» продолжает цикл публикаций, посвященных событиям Великой Отечественной войны, вкладу отраслей горной промышленности и горняков в великую Победу. В основу настоящей публикации положены воспоминания Анны Владимировны Хориной – дочери заслуженного деятеля науки и техники, лауреата Государственной (Сталинской) премии и премии Совета Министров СССР, доктора технических наук, профессора, потомственного шахтера Владимира Никитовича Хорина.
Отец родился 1 марта 1914 г. в поселке Криндичевка, Екатерининского уезда, сегодня – город Красный Луч Луганской области. Его отец (мой дед) –Никита Ефимович Хорин, до 1917 г. служил управляющим луганских шахт. После национализации пошел директорствовать на одну из шахт. Был избран делегатом I Всероссийского учредительного съезда горнорабочих в Москве (1–6 апреля 1920 г.). Сохранилась фотография, где Никита Ефимович на фотографии рядом с Лениным.
- В.И. Ленини с делегатами I Всероссийского учредительного съезда горнорабочих в Москве
Впервые на шахте мой отец оказался в 9 лет, он начал работать смазчиком вагонеток. Школу закончил экстерном и в 16 лет поступил в Харьковский политехнический институт, который окончил в 1935 г. После окончания института отец приходит на Горловский машзавод, главным инженером которого работал немец. Папа рассказывал, как этот немец учил его проверять чертежи и искать ошибки. Даст задание начертить узел, папа начертит и идет к нему. Немец внимательно смотрит, а потом ткнет пальцем в ошибку – иди исправляй. На следующий день папа только придет к нему в кабинет и развернет чертеж, его палец уже указывает на следующую ошибку – иди исправляй. Папа исправляет и начинает проверять, но на следующий день, не успев развернуть чертеж, указательный палец главного инженера находит очередную ошибку. Все исправляется, и чертеж буквально вылизывается на поиски ошибок. Так доходило до 4–5 раз. Потом он узнал, что немец, увидев и найдя все ошибки, показывал только одну. Так он приучал отца самостоятельно проверять чертежи. Такая вот была школа, как бы сегодня сказали, повышения профессиональной компетенции.
- Никита Ефимович Хорин
Так случилось, что мой отец встретил Великую Отечественную войну в Берлине – логове фашистской Германии, и так получилось, что окончание войны он тоже встретил в Германии, расписавшись на берлинском Рейхстаге 10 мая 1945 г. Каждый раз 9 мая, собираясь за столом, в кругу близких и друзей папа рассказывал эту историю, поэтому я помню ее очень хорошо.
…В 1937 г. его по линии Наркомугля командировали в Германию по обмену опытом. В Берлине группу командированных встретил Владимир Георгиевич Деканозов, тогдашний посол СССР в Германии. Жили они на съемных квартирах. Еще в октябре 1940 г. Деканозов говорил всем находящимся в командировке о неизбежности войны. И, действительно, начиная с марта 1941 г., немцы перестали выдавать документы на выезд нашим гражданам, у которых заканчивался срок командировки.
- Владимир Никитович Хорин (третий слева) перед командировкой в Германию (1937 г.)
Накануне 22 июня – не зная, что произойдет в ближайшие сутки и часы – отец с друзьями зафрахтовали яхту и отправились на прогулку по Рейну. В субботу 21 июня все было нормально, а в воскресенье 22 июня они плывут и видят пустые пляжи, что было не совсем обычно для немцев. И вдруг у газетного киоска огромная очередь. Они причалили и, купив газету, увидели передовицу: «Russiesch Aus Krig» («Война с Россией»). Отец с коллегами поняли, что началась война. Вернувшись домой, от хозяйки узнали, что в 5 часов утра к ним приходила из гестапо, и всех, кто тогда был дома, арестовали. У гестапо были списки, и они ходили уже по конкретным адресам. Приходили и позже, обязав хозяйку сообщить об их приезде. Отец с друзьями договорились, что дарят хозяйке все, что у них было, а она дает им отсрочку на час, и только после этого сообщает в гестапо.
Растерянные, они решили пойти к торгпредству. Но торгпредство было уже разгромлено, эмка торгпреда была перевернута. Почувствовав, что привлекают внимание, отец и его коллеги пошли к посольству. Там толпа «коричневорубашечников» стояла у ворот и орала «Хайль Гитлер!». Смешавшись с толпой, они думали – что делать, искали выход. Вдруг ворота открываются, и эмка с послом выезжает. Значит, он вернется назад. Отец с коллегами стали ждать возможности прорваться на территорию посольства – это был их единственный шанс выжить. И, действительно, когда посол возвращался, отец и еще несколько человек смогли прорваться на территорию посольства.
Папа рассказывал, что в посольстве все понимали, что вывезти ничего не удастся, да и эвакуация людей была под вопросом. У всех было подавленное состояние, 2–3 человека жгли какие-то документы, в зале приемов были накрыты столы с едой, люди ходили угрюмые и подавленные. Примерно дней через десять немцы предъявили ультиматум, что на территории посольства находятся люди, не имеющие дипломатической неприкосновенности, с требованием передать их полиции. Деканозов собрал их – таких, как отец, было более десяти человек, и сказал: «Вы все коммунисты. У меня на территории посольства находятся женщины и дети, и я несу за них ответственность». Далее он проинструктировал их всех как себя вести и затем их всех передали в руки полиции. Потом был концлагерь, а затем обмен военнопленными. На родину добирались поездом через Иран, Ирак, Турцию, документов ни у кого не было. Никто не думал их кормить и поить. Никто не говорил, сколько поезд будет стоять и когда тронется. Если человек шел кому-то помочь, чтобы заработать денег, а поезд трогался, он оставался в этой стране без документов. Они очень боялись отстать, в этот период они даже обрубали хвосты у коров, а потом, счастливые, варили их и ели. Если могли своровать еду, воровали.
Добравшись до Москвы, отец понял, что такое «клеймо» побывавшего в плену у немцев: между ним и работниками наркомата угля возникла напряженная ситуация, отца сторонились и прятали документы. Несколько раз отец подавал прошение уйти на фронт, но его отклоняли.
Потом отец был назначен главным инженером в Тбилиси на завод, который делал снаряды для минометов и катюш. В Грузии картошка не растет и пшеница тоже. Не было и хлеба. Папа рассказывал, у него в кабинете стояли ящики с мандаринами и бочонок с вином. Утром он съедал килограмм мандарин, выпивал кружку вина и шел на работу. Работали старики, женщины и дети от 13 до 17 лет. У него было право в конце рабочего дня выдавать карточки за отличную работу, по которым выдавались 100 грамм водки и бутерброд с беконом. Те, кому выдавались карточки, чувствовали себя героями. Они на виду у всех с гордостью шли через весь цех и получали свой скудный паек. Кто-то съедал, а кто-то бережно заворачивал и нес домой.
В конце 1943 г. папе присвоили звание полковника, и он вместе с группой специалистов занимался вывозом станков и различного оборудования с освобождаемых от немцев территорий. Вывозил он также горное и другое оборудование с территорий побежденной Германии. На Дружковском и Горловском заводах горного оборудования в Донбассе десятилетиями работали станки, вывезенные моим отцом.
А потом началось восстановление шахт Донбасса. Шахты в Донбассе были затоплены, нужно было откачивать воду. Насосы для откачки воды были испытаны на Урале, где никогда не было таких глубоких шахт. Когда стали откачивать воду в одной из шахт, насос стал захлебываться… Приехал нарком угля В. Вахрушев и, злясь на то, что ничего не получается, приставил к отцу и Сердюку двух автоматчиков и приказал, если насос к утру не заработает – расстрелять на месте. Конечно, насос заработал, но папа рассказывал, что большего страха он в жизни не испытывал, даже в июне 1941 г.
Война прошлась по каждой советской семье. Моя мама – Надежда Васильевна Хорина (женская ветвь Разумовские, Малашенковы – Ковалева), войну провела на оккупированной территории в Донецке. Ее отец – Василий Прохорович Ковалев, до войны был директором шахты 5–6 бис. Почему он остался в городе, я не знаю, то ли специально был оставлен – бабушка высказывала эту мысль, то ли потому, что бабушка была беременна, и мамина сестра – Лиля, родилась 1 сентября 1941 г. Но дед был коммунистом, и соседка, жившая напротив, выдала его немцам. Его схватили, пытали, а потом сбросили в одну из выработок шахты. Как он смог выбраться на поверхность по штольне я не знаю, думаю – помогло то, что шахты были затоплены. Деды все у меня были рослые и очень сильные, жилистые. Поздно вечером к бабушке прибежала ее сестра и сказала, что в балке лежит ее муж, истекающий кровью. Ночью они притащили его домой, он был весь избит, харкал кровью, промучившись два дня, на третий – умер. А Лиля родилась уже после его смерти. Бабушка осталась в оккупации с мамой и грудным ребенком на руках. Маме тогда было 15 лет. После войны мама работала чертежником-копировщиком в институте «Донгипроуглемаш» и была награждена медалью – «За восстановление шахт Донбасса».
В 1945 г. в Гипроуглемаше было создано отдельное конструкторское бюро по проектированию угледобывающего комбайна, предназначенного для использования на пологих пластах Донецкого бассейна. С 1946 г. это бюро вошло в состав Донецкого филиала Гипроуглемаша. Коллектив, возглавляемый Александром Давыдовичем Сукачем (главный конструктор проекта), В.Н. Хориным и С.М. Арутюняном, по-новому решил большое число принципиальных вопросов конструирования комбайнов. Ими впервые в качестве исходного варианта было взято предложение, выдвинутое в 1945 г. Михаилом Федоровичем Горшковым, – использования кольцевого бара в сочетании с отбойной штангой, имеющей две опоры.
- Владимир Никитович Хорин (в центре) в годы руководства институтом «Гипроуглемаш»
В этом схематическом проекте угледобывающего комбайна содержалась смелая идея применить кольцевой бар-1 с цепью в сочетании с отбойной штангой, имеющей две опоры. Такое решение позволяло надеяться на устранение в конструкции комбайна ряда принципиальных недостатков режуще-отбойных органов, имевших место у большинства предшествующих машин. Но для этого необходимо было разработать работоспособную конструкцию режуще-отбойных органов, спроектировать приводные устройства, заново решить вопрос о механизме навалки угля и т. д. Эти задачи решил коллектив конструкторов Донецкого филиала Гипроуглемаша и машиностроителей Горловского завода им. С.М. Кирова.
К середине 1948 г. был создан опытный образец угледобывающего комбайна «Донбасс». В данном конструктивном исполнении комбайн «Донбасс» предназначался для одновременной и полной механизации зарубки, отбойки и навалки угля на конвейер в очистных забоях пологих пластов мощностью от 0,8 до 1,5 м при углях мягких и средней крепости и кровле средней устойчивости.
Серийное производство комбайнов «Донбасс» началось в январе 1949 г. Первая партия из 50 комбайнов была изготовлена за два месяца. В 1949 г. выпущено 255 комбайнов «Донбасс», в 1950 г. – свыше 400. Угольщики страны переходили к массовому промышленному применению угледобывающих комбайнов.
А потом, когда активно шло восстановление и развитие угольной промышленности Советского Союза, под руководством В.Н. Хорина был создан комбайн «ЛГД», являющийся модернизацией комбайна «Донбасс». В результате модернизации основных узлов комбайна «Донбасс-1» был создан надежный и эффективный угледобывающий комбайн «Донбасс-1К». Модернизируя комбайн, конструкторы и машиностроители стремились повысить прочность узлов машины, улучшить конструкцию исполнительного и погрузочного органов, чтобы повысить эффективность разрушения угля и погрузку его на забойный конвейер. В результате в 1949 г. был сконструирован комбайн «Горняк» для пластов мощностью 0,6–0,85 м. Комбайн «Горняк-1» нашел широкое применение на шахтах Донецкого бассейна. В 1955 г. только на шахтах украинской части Донбасса работало 215 комбайнов этого типа. В 1960 г. их было 265, в 1961 г. – 271.
Именно с комбайна «Донбасс» началось создание угледобывающих комплексов, где в едином процессе были задействованы и увязаны вместе: комбайн, конвейер, механизированные крепи, крепи сопряжений, маслостанции и погрузчики угля. Хорин Владимир Никитович первый внедрил в конструкции крепей гидродомкраты, и его по праву можно считать отцом угольной гидравлики. Таков был вклад отца в великую Победу, послевоенное восстановление Донбасса и будущее развитие отечественной угольной промышленности.
