Грайфер Валерий Исаакович, предселатель Совета директоров ОАО «РИТЭК», «НК «ЛУКОЙЛ»
Грайфер Валерий Исаакович почётный член Президиума АГН, Председатель Совета директоров ОАО «РИТЭК», Председатель Совета директоров «НК «ЛУКОЙЛ», д-р техн. наук, профессор
В преддверии 25-летнего юбилея Академии горных наук редакция журнала «Горная промышленность» встретилась с горным инженером-нефтяником, действительным членом АГН, Председателем Совета директоров ПАО «ЛУКОЙЛ», Председателем Совета директоров АО «РИТЭК» Валерием Исааковичем Грайфером. Президент нефтяной компании «ЛУКОЙЛ» В.Ю. Алекперов называет В.И. Грайфера «инженером от Бога», прирожденным новатором, блестящим организатором, необыкновенно образованным, эрудированным и порядочным человеком – одним словом, «целой эпохой» в нефтяной отрасли.
Валерий Исаакович Грайфер – обаятельный человек – всегда открытый для интервью, охотно делится своими знаниями и опытом, читает лекции студентам Российского государственного университета нефти и газа имени И.М. Губкина, участвует и выступает на различных форумах. Не так давно вышла книга известного журналиста А.И. Линника – автора многих публикаций по проблемам нефтегазовой отрасли, – которая называется «80 интервью с патриархом нефтяной индустрии России». Автор на протяжении многих лет общался с В.И. Грайфером по многим вопросам инновационного развития нефтегазовых компаний, в первую очередь компании «РИТЭК», которую создал лично Грайфер в 1992 г. Поэтому задать В.И. Грайферу какие-то новые и оригинальные вопросы по нефтегазовой тематике достаточно проблематично. Наши вопросы прямо или косвенно имеют отношение к 25-летию АГН, академиком которой Валерий Исаакович Грайфер стал с первых дней ее основания.
Валерий Исаакович, начнем нашу беседу с 25-летнего юбилея Академии горных наук. Вы должны хорошо помнить, что в советскую эпоху и даже до нее существовало научно-техническое горное общество (НТГО). Отделения этого общества существовали практически на всех крупных предприятиях и в организациях горной промышленности. Безусловно, деятельность горного общества приносила определенный эффект. Как бы Вы могли охарактеризовать деятельность АГН, которая по сути продолжает традиции НТГО?
– Академия горных наук создавалась в основном учеными и специалистами угольной промышленности. Кстати, в советском НТГО, куда входили также организации нефтяной и газовой промышленности, угольщики всегда играли основную роль. Все наши топливные отрасли (уголь, нефть, газ) работали в едином топливно-энергетическом комплексе, между нами всегда существовала некая органическая связь. Если наши отрасли и конкурировали в то время, то только на уровне Госплана СССР, когда распределялись капиталовложения и материальные ресурсы.
После хаоса, возникшего после распада СССР, последствий этого хаоса в промышленности и экономике в целом, органические связи между отраслями ТЭК были нарушены, в том числе между представителями угольной и нефтегазовой горной науки. Я считаю огромной заслугой президента АГН Ю.Н. Малышева его попытку создать в то сложное время новую общественную структуру, объединяющую ученых-горняков, или то, что от них в то время осталось. Эта попытка привела к успеху. Академии горных наук сегодня исполнилось 25 лет.
Лично я чувствую родственную связь с АГН еще по одной причине. Компания РИТЭК (российская инновационная топливно-энергетическая компания), которую я со своими единомышленниками создал в 1992 г., сразу была нацелена на преодоление затяжного характера научно-технического прогресса в нефтяной отрасли и перестройку ее на инновационную основу. Сегодня АГН объединяет ученых-горняков с современным мышлением и подходом к решению задач научно-технического прогресса в горной промышленности и отраслях ТЭК. Для нефтяников первая важнейшая задача науки и практики – это наиболее полное использование ресурсов недр. Сейчас используется лишь половина.
Президент АГН Ю.Н. Малышев заинтересовался проблемой нефтеотдачи шахтным способом, «РИТЭК» активно занимается этой проблемой, что еще больше объединяет нас с АГН.
Может быть, спорный взгляд на роль горной науки в добыче полезных ископаемых, но мы его сформулируем следующим образом: КПД горных наук, в том числе, заключается в ответе на вопрос: сколько полезного ископаемого извлекается из недр и сколько перерабатывается. В угольной промышленности мы так и не перешли к глубокой переработке угля и получению множества т.н. «добавленных стоимостей», хотя говорим об этом десятки лет. Научные достижения углехимии хорошо известны с давних времен, так же как и достижения нефтехимии. Можно ли использовать лучше и более эффективно природный нефтяной потенциал и что для этого делается в России? Уж коли мы – страна полезных ископаемых, правильно ли мы распоряжаемся нашими минеральными ресурсами – «божьим даром» России?
– Насколько я помню, из угольного сырья можно получать несколько сотен продуктов, а вот из нефти – порядка 1500. Однако для их производства и получения прибыли надо потратиться на создание инфраструктуры глубокой переработки, в том числе на машиностроение, приборостроение и т.д. Это огромные затраты.
Если говорить о глубокой переработке нефти, то это – получение горюче-смазочных материалов с высокими качественными характеристиками. Могу сказать, что достаточно успешно реализуется очень серьезная программа углубления переработки нефтяного сырья, утвержденная Правительством РФ. Все наши гиганты нефтяной промышленности (Лукойл, Роснефть, Сургутнефтегаз), имеющие свои огромные нефтеперерабатывающие мощности, технологии получения горючесмазочных материалов, непрерывно совершенствуются. Это Вы можете видеть по ассортименту наших автозаправочных станций.
Что касается нефтехимии, то у нас это, к сожалению, – отсталая отрасль, хотя еще при советской власти в Татарстане в Нижнекамске был построен огромный нефтехимический комбинат. В то время на местных промыслах мы реализовали целую программу по уменьшению потерь нефти, там легкая нефть и большое количество легких фракций терялось во время транспортирования, хранения и так далее. Под флагом борьбы с потерями мы пошли на стабилизацию нашей промысловой нефти, построили на промыслах нефтестабилизационные установки, снимали из нефти до 40% пентанов. Или другой пример: на Минибаевском газоперерабатывающем заводе (г. Альметьевск) было хранилище нестабильного газового бензина. Построили нефтепровод на один из нефтегазохимических заводов в Казани и из этого бензина получали дополнительную продукцию. У компании Лукойл большая нефтехимическая программа стоимостью порядка $20 млрд.
Недавно состоялось замечательное мероприятие в Губкинском нефтяном университете. Собрали студентов, было четыре команды молодых ученых Лукойла по отдельным направлениям: Как улучшить переработку, как поднять уровень управления и т.д. Одна группа разрабатывала тему развития нефтехимии Лукойла. Молодые ученые, наше будущее, этому направлению придают большое значение. Так что нефтехимия – это наше будущее.
В этой связи прошу Вас выступать всегда и везде против вреднейшего стереотипа «нефтяная промышленность – наркотик страны». Говорящие и считающие, что нефть – наша убогость, сдерживает развитие российской экономики, «закрывает» бюджет страны и т.п., глубоко неправы. Конечно, в Россию в скором времени придут ветряные мельницы, солнечные батареи и т.п., но нефтехимия – это очень современная и наукоемкая отрасль, отдача от которой на порядок выше, чем от экспорта сырья. Нефтехимия – это наше будущее, для нефтехимической революции потребуются огромные объемы нефти.
Настоящего капитализма, или как мы говорим, рыночных отношений не может быть без конкуренции. Наш журнал «Горная промышленность» нередко публикует материалы о малом предпринимательстве в отраслях горной промышленности, но в основе этого малого бизнеса, как правило, не добыча ценного полезного ископаемого, а сервисные услуги. Добыча ценных полезных ископаемых в России монополизирована, на горнодобывающем рынке работают только крупные компании-гиганты. Исключение составляет добыча строительных материалов. Может быть в горной промышленности малое предпринимательство и должно выполнять только вспомогательные функции? И вообще, что такое конкуренция в отраслях горной промышленности?
– Я со своими единомышленниками и партнерами начинал с малой компании. Первая наша добыча составила в 1992 г. всего 40 тыс. т. Мы с коллегами написали книгу о перспективах развития малых компаний, и нашему примеру последовали другие малые предприятия. Сейчас малых независимых компаний в нефтяной отрасли около 150, и они объединены в одну ассоциацию.
В одном Татарстане получили развитие десятки таких компаний. В чем смысл создания «РИТЭКа». В больших компаниях тяжело решать инновационные вопросы. Когда обращаешься в крупную компанию с инновационными предложениями, зачастую руководитель стесняется, опускает глаза: – «У нас, – говорит он, – такие серьезные планы, нам нужно пробурить десятки тысяч скважин, а вы нам предлагаете гнаться за малыми делами, да еще сомнительными по результатам». Очень трудно доказывать, что любое новшество начинается с малого. В чем мы получили выгоду при создании «РИТЭК»: мы сразу вступили в борьбу за малорентабельные (застойные) месторождения, заброшенные скважины, и стали находить способы их восстановления.
Заниматься инновациями, сидя в кабинете, не получится. Мы первые начали бурить горизонтальные скважины, мы первые начали заменять заводнения закачкой газа на Баженовской свите, где сосредоточено 150 млрд т углеводородов. Мы первыми перешли на термогазовое воздействие, т.е. мы подожгли этот пласт, кислород сгорает, сгорает часть углеводородов и выделяется азот, СO2, СО и движению нефти придают газы, а они в состоянии пройти через малые проницаемости, куда воду никаким давлением «не загнать». Этой технологией мы, если можно так выразиться, революционизировали науку по разработке нефти.
Теперь малые компании всегда идут с нами, мы обросли целым окружением, весь наш периметр занят научно-исследовательскими центрами и бюро, которые тоже малые и которые тоже ищут, куда им приткнуться со своими новшествами и проектами. Мы даем им такую возможность: приходите к нам и защищайте свой проект, у нас работает специальный научно-технический совет, он рассматривает предложения, и мы берем и внедряем изобретения на сумму около 10 млрд рублей.
Может быть, мы и не совсем правы, тогда извините, но в России до сих пор ощущается, мягко скажем, скептическое отношение к т.н. «сланцевой революции». Раз революция, то должны быть открытия и достижения – инновации. Место России в этой революции и нужна ли она нам?
– Компания «РИТЭК» также добывает нефть из определенных специфических запасов. Термическими способами мы превращаем эти сланцы в нефть. Я постоянно получаю сводку с наших промыслов, как идет этот термогазовый процесс (Валерий Исаакович показывает коллекцию кернов, выбуренных из одной скважины – то, что было до начала термогазового процесса, и что осталось в пласте после того как процесс завершился).
Любая «революция» начинается, когда в ней появляется необходимость, еще говорят «необходимость – мать изобретения». Мы готовы к «сланцевой революции», находимся во всеоружии, но пока такая необходимость остро перед нами не стоит.
Добыча «сланцевой» нефти сопряжена с целым рядом негативных последствий. Это прежде всего использование для технологии значительных площадей земли и других природных ресурсов (воды, энергии). Для этой технологии характерно быстрое падение уровня производства, при этом велики эксплуатационные затраты для осуществления массового гидроразрыва, что также негативно сказывается на потере земли. Неслучайно многие страны Европы не торопятся использовать эту «революцию», отдавая предпочтение природным нефти и газу. Поэтому мы пошли другим с нашей точки зрения путем – разработали технологию термогазового воздействия, в основе которой лежит термическое воздействие на пласты с керагеном, – получая при этом синтетическую нефть и газ. Использовать американский опыт сланцевой технологии в настоящее время нам нецелесообразно.
В самом начале нашей беседы Вы упомянули об интересе АГН и ее президента к подземной добыче т.н. вязкой или тяжелой нефти. В 1935 г. горный инженер П.З. Звягин, ставший впоследствии известным ученым-угольщиком, находясь в ссылке в Ухте, участвовал в проектировании и строительстве шахты для добычи такой нефти. В то время добыча нефти шахтным способом не расценивалась как «инновация», просто стране было необходимо нефтесодержащее сырье, полученное любым способом и ценой. В чем состоит актуальность и новизна добычи нефти шахтным способом сегодня?
– Такая шахта в Ухте, она называлась в свое время «Ярегская», существует, работает под нашим началом и научным обеспечением. Работая по обычной технологии, рассчитанной на упругие свойства пластов, роста добычи не предвиделось (объем добычи составлял около 200 тыс. т в год). Мы применили новые методы – закачку пара – и добыча резко возросла, шахта стала давать под миллион тонн нефти в год.
Юрий Николаевич Малышев заинтересовался добычей нефти шахтным способом, посетив Шугуровский нефтебитумный завод в Татарстане, добывавший битум. Этот промысел работал до последнего, но потом получило развитие битумное производство на нефтеперерабатывающих заводах, и производство на Шугуровском заводе заглохло. В 2004 г. «Татнефть» приняла решение восстановить и модернизировать этот завод.
В принципе в Урало-Поволжье, в Татарстане, где я проработал 20 лет, запасы битумов в недрах, не тех битумов, которые получаются на заводе, а природных – несколько миллиардов тонн, для добычи которых вполне пригоден шахтный способ. Единственное, что сдерживает его развитие, Татарстан – это хлебородный край, там по 40–50 центнеров зерна получают, почти как в Краснодарском крае. Поэтому отдавать значительные территории под шахты руководство республики не склонно, с другой стороны, завести такие шахты очень заманчиво: в республике работают нефтеперерабатывающий и нефтехимический заводы, которые производят каучук, полипропилен, которых сегодня так не хватает стране. Есть идея, что шахтный способ добычи природного битума можно реализовать по схеме московского метро, где все развитие осуществляется под землей, а поверхность занимает немного места. Шахта в Ухте, там все как раз под землей, все коммуникации, все подсобные помещения, резервуарные парки, насосные станции – все под землей, на высоком уровне навигационная система, очень интересное бурение, бурение не сверху вниз, а снизу вверх. Мы стараемся минимизировать присутствие на поверхности даже при традиционной нефтедобыче, уходим от привычных качалок, переносим насосы на забой скважины, на поверхности самое минимальное – станция управления, работающая в автоматическом режиме.
Актуальность кадровой проблемы в отраслях горной промышленности и ТЭКа, мы говорим о специалистах-инженерах, общеизвестна. Вы начали свою карьеру в советское время после Губкинского нефтяного института в Москве с рядовой инженерной должности мастера на буровой и, постепенно двигаясь по ступенькам карьерной лестницы, достигли больших высот в своей карьере. Система обучения и кадрового продвижения в эпоху СССР была, как известно, образцовой. Она предоставляла немалые возможности талантливым, энергичным и амбициозным молодым специалистам. Возможно ли сегодня такое продвижение, или это уже не система, а дело везения, протекций и т.п.? Угольная отрасль испытывает определенный дефицит инженерных кадров на уровне предприятия, а как обстоят дела в нефтяной промышленности?
– В нефтяной отрасли приобретение практического опыта у молодых инженеров происходило, на мой взгляд, несколько иначе, чем у угольщиков. Я со своей женой познакомился в Альметьевске, куда она приехала на практику из Ленинградского горного института. Работала в моей бригаде промысловым геологом, я был мастером, договорились, что приеду в Ленинград и посватаюсь….Потом мы начали переезжать с места на место…
Нефтяная отрасль в силу своей специфики развивалась тогда иначе – вначале пошло Баку, Баку 1, Баку 2, третье Баку, после Баку – Северный Кавказ, это Краснодар, Ставрополье, часть специалистов перебрались из Баку в другие регионы. Началось развитие в Татарстане, Башкирии, Самаре и т.д. Часть специалистов переехали туда, открыли Западную Сибирь – и туда хлынули специалисты из Поволжья. Такая отраслевая миграция специалистов сохраняется и сегодня, она требует большого количества профессионалов. Помимо моего любимого московского нефтяного университета, для Западной и Восточной Сибири, Дальнего Востока готовит специалистов широкого профиля огромный нефтяной институт в Тюмени. В республике Коми готовят профессионалов для Севера, Перми и т.д. Даже в Узбекистане, в Ташкенте работает филиал Московского нефтяного университета. Заслуга в этом принадлежит ректору Московского Губкинского университета Владимиру Николаевичу Виноградову (1923–2003), которого мы чтим и помним, одно из месторождений, отрабатываемых «РИТЭК», назвали «Виноградовское».
Что касается возможностей продвижения от рядового инженера-нефтяника до руководящих должностей в отрасли и компаниях, скажу, что это возможно при правильно поставленной работе с молодежью, как в московском университете. Каждый студент имеет перспективный план карьерного движения, постоянно проходят конференции – сидит в зале 500 человек студентов, преподавателей и кадровых служб нефтяных компаний – слушают проекты будущего специалиста, присматриваются к нему и потенциально перспективный студент никогда не будет обойден вниманием…
Мы, беседующие с Вами, в свое время оканчивали Московский горный институт (МГИ), в те годы было обязательное распределение, многие шли на производство горными мастерами и вырастали до руководителей производства. Сейчас все изменилось, да и МГИ вошел в состав НИТУ «МИСиС», Ваше мнение?
– С моей точки зрения это было ошибкой. Я связываю с углем будущее топливного баланса нашей страны. Больше объемов добываемой нефти в недалеком будущем пойдет на нефтехимию, мог бы и уголь пойти, но есть топливно-энергетический баланс и топливные проблемы. Без энергии никакого прорыва в экономике быть не может. Учитывая огромные запасы угля, несколько десятков поколений могут жить на угольном топливе, нужно только совершенствовать способы его добычи, минимизировать многие вещи, решать экологические проблемы, не сокращать, а увеличивать подземные работы, и т.д. Поэтому сокращать МГИ было ошибкой.
Какое самое эффективное научно-техническое достижение компании «РИТЭК», применяя термины плановой экономики, дало наибольший «народнохозяйственный эффект»?
– «РИТЭК» за годы своего существования превратился в полигон по разработке, испытанию многих высокоэффективных технологий и оборудования для нефтедобычи. Инновационные технологии с маркой «РИТЭК» пользуются спросом на месторождениях известных российских компаний «Лукойл-Западная Сибирь», «Лукойл-Пермнефть», «Удмуртнефть», «Татнефть» и др.
В «интеллектуальном» портфеле «РИТЭК» десятки запатентованных объектов интеллектуальной собственности – уникальных технологий (водогаз, парогаз, совместно-раздельная разработка многопластовых месторождений, термогазовый метод увеличения нефтеотдачи и др.).
Разработку инноваций и их внедрение не всегда можно оценивать таким показателем, как «народнохозяйственный эффект», тем более, что мы разрабатываем и испытываем не серийные, а своего рода эксклюзивные технологии и оборудование. Экономическая эффективность для «РИТЭК» – это дополнительные объемы нефтедобычи за счет инноваций. На досуге подсчитайте эффект от использования 1 т нашей разработки – реагента «Ритин». Стоимость одной тонны реагента в пределах $10 тыс., применяя его, можно дополнительно добыть 3 тыс. т нефти.
Главным нашим достижением я считаю разработку и внедрение технологий добычи тяжелых нефтей, трудных нефтей, которые расположены в низкопроницаемых пластах. Когда нефть находится в песке, там применяется обычная труба. А вот когда нефть залегает в алевролитах (угольщики хорошо представляют, что это такое), там уже требуются «мозги», принципиально другие технологии и оборудование для разработки. Например, в Татарстане, на своем Мельниковском месторождении, на одной из скважин мы успешно осуществили опытно-промышленные испытания парогенераторной установки на монотопливе в рамках государственного контракта «Создание и внедрение инновационного технологического комплекса для добычи трудноизвлекаемого и нетрадиционного сырья (кероген, битуменозные пески, высоковязкая нефть)». Это не имеющая аналогов технология, объединяющая термический и газовый методы воздействия на нефтяной пласт, позволяет вести высокоэффективную добычу высоковязкой нефти на больших глубинах.
Валерий Исаакович, с чем Вы связываете будущее «РИТЭКА» и нефтяной отрасли в целом?
– Я уже говорил, что нефть – это благо, основа для создания крепкой экономики. Сама нефтяная промышленность будет жить, будет развиваться Восточная Сибирь, Дальний Восток, шельфы, что даст толчок для науки и техники. Я вижу, как уже сейчас планируются подводные промыслы в зонах ледостава, и это будет продолжаться, если только глобальное потепление нас не коснется. Думаю, будут еще найдены крупные запасы и нефти, и газа, которые позволят уверенно держать 500 млн т добычи нефти в год с реализацией программы нефтесбережения, а это потребует серьезного научного прорыва.
Еще один вопрос, последний: до появления горной промышленности с ее различными отраслями, разработку полезных ископаемых называли горным промыслом – рудный промысел, угольный промысел и т.д. Сейчас архаичное понятие «горный промысел» исчезло из употребления, а в нефтедобыче сохранилось, говорят «нефтепромысел». Что так?
– Вопрос чисто понятийный. Может быть это и неплохо, что такое, как вы говорите устаревшее понятие, как промысел, сохранилось в горном деле. Промыслом называли самые первые нефтяные разработки в XIX в. в Баку, затем пошло Баку 1, Баку 2, третье Баку, после Баку – Северный Кавказ и далее, на промыслы отправлялись специалисты добывать нефть и газ. В нефтегазодобыче под промыслом сегодня понимается технологический комплекс, предназначенный для добычи и сбора нефти (газа) на месторождении и транспортирования сырья.
В заключение нашей приятной беседы я хотел бы поздравить Академию горных наук и ее членов с 25-летием, поблагодарить Президента академии Ю.Н. Малышева за эффективное научное руководство и полезную деятельность во благо горного дела и горной науки. Повторюсь еще раз – я остаюсь убежденным противником тезиса про пагубность «нефтяной иглы». Нефть – это благо, богатство народа, основа для создания крепкой экономики. Нефтяная промышленность может быть локомотивом не только в действующей экономической системе, но и в реализации новых инновационных задач и модернизации всей экономики России. Того же желаю и угольной промышленности.
